На вопрос Люди! ! объясните мне, в чём смысл "Фауста". заданный автором Проститься
лучший ответ это Я думаю: надо уметь отвечать за свои поступки. В то время это была одна из основных проблем в европейской и русской литературе. Пушкин об этом же писал своего "Онегина", он написал и отклик на "Фауста", называется "Сцена из Фауста".
СЦЕНА ИЗ ФАУСТА
БЕРЕГ МОРЯ. ФАУСТ И МЕФИСТОФЕЛЬ.
Фауст
Мне скучно, бес.
Мефистофель
Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет -
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.
Фауст
Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.
Мефистофель
Доволен будь
Ты доказательством рассудка.
В своем альбоме запиши:
Fastidium est quies - скука
Отдохновение души.
Я психолог... о вот наука!. .
Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Как над Виргилием дремал,
А розги ум твой возбуждали?
Тогда ль, как розами венчал
Ты благосклонных дев веселья
И в буйстве шумном посвящал
Им пыл вечернего похмелья?
Тогда ль, как погрузился ты
В великодушные мечты,
В пучину темную науки?
Но - помнится - тогда со скуки,
Как арлекина, из огня
Ты вызвал наконец меня.
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался,
Возил и к ведьмам и к духам,
И что же? всё по пустякам.
Желал ты славы - и добился, -
Хотел влюбиться - и влюбился.
Ты с жизни взял возможну дань,
А был ли счастлив?
Фауст
Перестань,
Не растравляй мне язвы тайной.
В глубоком знанье жизни нет -
Я проклял знаний ложный свет,
А слава... луч ее случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон... Но есть
Прямое благо: сочетанье
Двух душ.. .
Мефистофель
И первое свиданье,
Не правда ль? Но нельзя ль узнать
Кого изволишь поминать,
Не Гретхен ли?
Фауст
О сон чудесный!
О пламя чистое любви!
Там, там - где тень, где шум древесный,
Где сладко-звонкие струи -
Там, на груди ее прелестной
Покоя томную главу,
Я счастлив был.. .
Мефистофель
Творец небесный!
Ты бредишь, Фауст, наяву!
Услужливым воспоминаньем
Себя обманываешь ты.
Не я ль тебе своим стараньем
Доставил чудо красоты?
И в час полуночи глубокой
С тобою свел ее? Тогда
Плодами своего труда
Я забавлялся одинокой,
Как вы вдвоем - все помню я.
Когда красавица твоя
Была в восторге, в упоенье,
Ты беспокойною душой
Уж погружался в размышленье
(А доказали мы с тобой,
Что размышленье - скуки семя) .
И знаешь ли, философ мой,
Что думал ты в такое время,
Когда не думает никто?
Сказать ли?
Фауст
Говори. Ну, что?
Мефистофель
Ты думал: агнец мой послушный!
Как жадно я тебя желал!
Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал! -
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она.. .
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?. .
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; -
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо.. .
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье.. .
Фауст
Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!
Мефистофель
Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я -
Я даром времени не трачу.
Фayст
Что там белеет? говори.
Мефистофель
Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.
Фауст
Всё утопить.
Мефистофель
Сейчас.
(Исчезает.)
Это - "Фауст".
Пьеса, не уступающая даже шедеврам Шекспира. Жемчужина немецкой драматургии. Эта гениальная трагедия была многократно экранизирована, легла в основу легендарной оперы Гуно и до сих пор не сходит с подмостков лучших мировых театров. О ее скрытом, глубинном смысле написаны сотни исследований, однако, читая и перечитывая историю доктора Иоганна Фауста и его спутника, демона Мефистофеля, каждый снова и снова будет находить для себя смысл новый - собственный, уникальный и глубоко личный.
Дуэль Фауста и Валантена .
О Фаусте от А.С. Пушкина . «СЦЕНА ИЗ ФАУСТА». БЕРЕГ МОРЯ. ФАУСТ И МЕФИСТОФЕЛЬ.
Фауст
Тот насладиться не успел, Тот насладился‚ через меру, И всяк зевает да живет — И всех вас гроб, зевая, ждет. Зевай и ты. Фауст Сухая шутка! Найди мне способ как-нибудь Рассеяться. Мефистофель Доволен будь Ты доказательством рассудка. В своем альбоме запиши: Fastidium est quies — скука Отдохновение души. Я психоло г... о, вот наука!.. Скажи, когда ты не скучал? Подумай, поищи. Тогда ли, Как над Виргилием дремал, А розги ум твой возбуждали? Тогда ль, как розами венчал Ты благосклонных дев веселья И в буйстве шумном посвящал Им пыл вечернего похмелья? Тогда ль, как погрузился ты В великодушные мечты, В пучину темную науки? Но, помнится, тогда со скуки, Как арлекина, из огня Ты вызвал наконец меня. Я мелким бесом извивался, Развеселить тебя старался, Возил и к ведьмам и к духа м, И что же? всё по пустякам. Желал ты славы — и добился, Хотел влюбиться — и влюбился. Ты с жизни взял возможну дань, А был ли счастлив? Фауст Перестань, Не растравляй мне язвы тайной. В глубоком знанье жизни нет — Я проклял знаний ложный свет, А слава... луч ее случайный Неуловим. Мирская честь Бессмысленна, как сон... Но есть Прямо— благо: сочетанье Двух душ... Мефистофель И первое свиданье, Не правда ль? Но нельзя ль узнать Кого изволишь поминать, Не Гретхен ли? Фауст О сон чудесный! О пламя чистое любви! Там, там — где тень, где шум древесный, Где сладко-звонкие струи — Там, на груди ее прелестной Покоя томную главу, Я счастлив был... Мефистофель Творец небесный! Ты бредишь, Фауст, наяву! Услужливым воспоминаньем Себя обманываешь ты. Не я ль тебе своим стараньем Доставил чудо красоты? И в час полуночи глубокой С тобою свел ее? Тогда Плодами своего труда Я забавлялся одинокий, Как вы вдвоем — всё помню я. Когда красавица твоя Была в восторге, в упоенье, Ты беспокойною душой Уж погружался в размышленье (А доказали мы с тобой, Что размышленье — скуки семя). И знаешь ли, философ мой, Что´ думал ты в такое время, Когда не думает никто? Сказать ли? Фауст Говори. Ну, что? Мефистофель Ты думал: агнец мой послушный! Как жадно я тебя желал! Как хитро в деве простодушной Я грезы сердца возмущал! Любви невольной, бескорыстной Невинно предалась она... Что ж грудь моя теперь полна Тоской и скукой ненавистной?.. На жертву прихоти моей Гляжу, упившись наслажденьем, С неодолимым отвращеньем: Так безрасчетный дуралей, Вотще решась на злое дело, Зарезав нищего в лесу, Бранит ободранное тело; Так на продажную красу, Насытясь ею торопливо, Разврат косится боязливо... Потом из этого всего Одно ты вывел заключенье... Фауст Сокройся, адское творенье! Беги от взора моего! Мефистофель Изволь. Задай лишь мне задачу: Без дела, знаешь, от тебя Не смею отлучаться я — Я даром времени не трачу. Фауст Что там белеет? Говори. Мефистофель Корабль испанский трехмачтовый, Пристать в Голландию готовый: На нем мерзавцев сотни три, Две обезьяны, бочки злата, Да груз богатый шоколата, Да модная болезнь: она Недавно вам подарена. Фауст Всё утопить. Мефистофель Сейчас. |
(Исчезает)
Маргарита и прялка.
Мефистофель в кабачке, где пируют студенты.
Наследовать достоин только тот,
Кто может к жизни приложить наследство.
Но жалок тот, кто копит мертвый хлам.
Что миг рождает, то на пользу нам. (Фауст)
Мефистофель встречает студента
Юноше, обдумывающему житьё - отрывок из Гёте И., «Фауст»
Суха теория, мой друг,
А древо жизни пышно зеленеет.
Студент
Я здесь с недавних пор и рад
На человека бросить взгляд,
Снискавшего у всех признанье
И кем гордятся горожане.
Мефистофель
Душевно тронут и польщен.
Таких, как я, здесь легион.
Вы осмотрелись тут отчасти?
Студент
Прошу принять во мне участье.
Для знанья не щадя души,
Я к вам приехал из глуши.
Меня упрашивала мать
Так далеко не уезжать,
Но я мечтал о вашей школе.
Мефистофель
Да, здесь вы разовьетесь вволю.
Студент
Скажу со всею прямотой:
Мне хочется уже домой.
От здешних тесных помещений
На мысль находит помраченье.
Кругом ни травки, ни куста,
Лишь сумрак, шум и духота.
От грохота аудиторий
Я глохну и с собой в раздоре.
Мефистофель
Тут только в непривычке суть.
У матери не сразу грудь
Берет глупыш новорожденный,
А после не отнять от лона.
Так все сильней когда-нибудь
Вы будете к наукам льнуть.
Студент
Но если с первого же шага
Во мне отбили эту тягу?
Мефистофель
Наметили вы или нет
Призвание и факультет?
Студент
Я б стать хотел большим ученым
И овладеть всем потаенным,
Что есть на небе и земле.
Естествознаньем в том числе.
Мефистофель
Что ж, правильное направленье.
Все дело будет в вашем рвенье.
Студент
Я рад и телом и душой
Весь год работать напряженно.
Но разве будет грех большой
Гулять порой вакационной?
Мефистофель
Употребляйте с пользой время,
Учиться надо по системе.
Сперва хочу вам в долг вменить
На курсы логики ходить.
Ваш ум, нетронутый доныне,
На них приучат к дисциплине,
Чтоб взял он направленья ось,
Не разбредаясь вкривь и вкось.
Что вы привыкли делать дома
Единым махом, наугад,
Как люди пьют или едят,
Вам расчленят на три приема
И на субъект и предикат.
В мозгах, как на мануфактуре,
Есть ниточки и узелки.
Посылка не по той фигуре
Грозит запутать челноки.
За тьму оставшихся вопросов
Возьмется вслед за тем философ
И объяснит, непогрешим,
Как подобает докам тертым,
Что было первым и вторым
И стало третьим и четвертым.
Но, даже генезис узнав
Таинственного мирозданья
И вещества живой состав,
Живой не создадите ткани.
Во всем подслушать жизнь стремясь,
Спешат явленья обездушить,
Забыв, что если в них нарушить
Одушевляющую связь,
То больше нечего и слушать.
"Encheiresis naturae
" - вот
Как это химия зовет.
Студент
Не понял вас ни в малой доле.
Мефистофель
Поймете волею-неволей.
Для этого придется впредь
В редукции понатореть,
Классифицируя поболе.
Студент
Час от часу не легче мне,
И словно голова в огне.
Мефистофель
Еще всем этим не пресытясь, -
За метафизику возьмитесь.
Придайте глубины печать
Тому, чего нельзя понять.
Красивые обозначенья
Вас выведут из затрудненья.
Но более всего режим
Налаженный необходим.
Отсидкою часов учебных
Добьетесь отзывов хвалебных.
Хорошему ученику
Нельзя опаздывать к звонку.
Заучивайте на дому
Текст лекции по руководству.
Учитель, сохраняя сходство,
Весь курс читает по нему.
И все же с жадной быстротой
Записывайте мыслей звенья.
Как будто эти откровенья
Продиктовал вам дух святой.
Студент
Я это знаю и весьма
Ценю значение письма.
Изображенное в тетради
У вас, как в каменной ограде.
Мефистофель
Какой же факультет избрать?
Студент
Законоведом мне не стать.
Мефистофель
Вот поприще всех бесполезней.
Тут крючкотворам лишь лафа.
Седого кодекса графа,
Как груз наследственной болезни.
Иной закон из рода в род
От деда переходит к внуку.
Он благом был, но в свой черед
Стал из благодеянья мукой.
Вся суть в естественных правах.
А их и втаптывают в прах.
Студент
Да, мне юристом не бывать.
Я отношусь к ним с нелюбовью.
Отдамся лучше богословью.
Мефистофель
О нет, собьетесь со стези!
Наука эта - лес дремучий.
Не видно ничего вблизи.
Исход единственный и лучший:
Профессору смотрите в рот
И повторяйте, что он врет.
Спасительная голословность
Избавит вас от всех невзгод,
Поможет обойти неровность
И в храм бесспорности введет.
Держитесь слов.
Студент
Да, но словам
Ведь соответствуют понятья.
Мефистофель
Зачем в них углубляться вам?
Совсем ненужное занятье.
Бессодержательную речь
Всегда легко в слова облечь.
Из голых слов, ярясь и споря,
Возводят здания теорий.
Словами вера лишь жива.
Как можно отрицать слова?
Студент
Простите, я вас отвлеку,
Но я расспросы дальше двину:
Не скажете ли новичку,
Как мне смотреть на медицину?
Три года обученья - срок,
По совести, конечно, плевый.
Я б многого достигнуть мог,
Имей я твердую основу.
Мефистофель (про себя)
Я выдохся как педагог
И превращаюсь в черта снова.
(Вслух.)
Смысл медицины очень прост.
Вот общая ее идея:
Все в мире изучив до звезд,
Все за борт выбросьте позднее.
Зачем трудить мозги напрасно?
Валяйте лучше напрямик.
Кто улучит удобный миг,
Тот и устроится прекрасно.
Вы стройны и во всей красе,
Ваш вид надменен, взгляд рассеян.
В того невольно верят все,
Кто больше всех самонадеян.
Ступайте к дамам в будуар.
Они - податливый товар.
Их обмороки, ахи, охи,
Одышки и переполохи
Лечить возьмитесь не за страх -
И все они у вас в руках.
Вы так почтенны в их оценке.
Хозяйничайте ж без стыда,
Так наклоняясь к пациентке,
Как жаждет кто-нибудь года.
Исследуя очаг недуга,
Рукой проверьте, сердцеед.
Не слишком ли затянут туго
На страждущей ее корсет.
Студент
Вот эта область неплоха.
Теперь гораздо ближе мне вы.
Мефистофель
Теория, мой друг, суха,
Но зеленеет жизни древо.
Студент
От вас я просто как в чаду.
Я вновь когда-нибудь приду
Послушать ваши рассужденья.
Мефистофель
Вы сделали б мне одолженье.
Студент
Ужель ни с чем идти домой?
В воспоминанье о приеме
Оставьте росчерк ваш в альбоме.
Мефистофель
Не откажусь. Вот вам автограф мой.
(Делает надпись в альбоме и возвращает его студенту.)
Студент (читает)
Eritis sicut Deus, scientes bonum et malum.
Я б чертыхался на чём свет стоит,
Если бы сам не был нечистой силой! (с) Мефистофель
Мефистофель представляется Марте.
Мефистофель является Фаусту.
Что трудности, когда мы сами
Себе мешаем и вредим!
Мы побороть не в силах скуки серой,
Нам голод сердца большей частью чужд,
И мы считаем праздною химерой
Все, что превыше повседневных нужд.
Живейшие и лучшие мечты
В нас гибнут средь житейской суеты.
В лучах воображаемого блеска
Мы часто мыслью воспаряем вширь
И падаем от тяжести привеска,
От груза наших добровольных гирь.
Мы драпируем способами всеми
Свое безводье, трусость, слабость, лень.
Нам служит ширмой состраданья бремя,
И совесть, и любая дребедень. (Фауст)
Фауст и Вагнер
Пергаменты не утоляют жажды.
Ключ мудрости не на страницах книг.
Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой,
В своей душе находит их родник.
[...]
Не трогайте далекой старины.
Нам не сломить ее семи печатей.
А то, что духом времени зовут,
Есть дух профессоров и их понятий,
Который эти господа некстати
За истинную древность выдают.
Как представляем мы порядок древний?
Как рухлядью заваленный чулан,
А некоторые еще плачевней, -
Как кукольника старый балаган.
По мненью некоторых, наши предки
Не люди были, а марионетки. (Фауст Вагнеру)
Фауст, Мефистофель и Барбет.
Фауст, соблазняющий Маргариту.
Трагедия «Фауст» (нем. Faust. Eine Tragödie.) — венец творчества выдающегося немецкого писателя Иоганна Вольфганга Гёте. Является наиболее известной историей жизни реального средневекового персонажа — героя немецких мифов и преданий доктора Иоганна Фауста.
В историях о Фаусте по-разному трактуются мотивы, по которым Фауст заложил свою душу. То Фауст продаёт свою душу ради мирских удовольствий. У Кристофера Марло Фауст продал свою душу, потому что его лекарства спасли многих, но он не смог воскресить мёртвого и потому прибег к помощи Сатаны. В трагедии Гёте Фауст Фауст -пессимист. Проклиная всё существующее в мире, начиная со лжи и самомненья и заканчивая семьёй, любовью. Он не хочет жить. Готовит себе яд. Но ему является ещё более циничный и ненавидящий мир Мефистофель, заключивший с Господом пари на то, сможет ли Фауст спастись от него, отказаться от его предложений. Фауст, относящийся с полным безразличием к загробной жизни, продаёт Мефистофелю свою душу в обмен на мирские удовольствия. По условию соглашения, душа Фауста отходит Мефистофелю в тот момент, когда Фауст возвеличит какой-либо миг своей жизни и скажет: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!" Мефистофель знакомит Фауста с Гретхен, но относится к чувствам Фауста с крайним цинизмом и считает, что они сводятся лишь к плотскому влечению. После того как Фауст и Мефистофель убивают в драке брата Гретхен, Валентина, они покидают город, и Фауст не вспоминает Гретхен до тех пор, пока не видит её призрака на шабаше. А Гретхен судят за убийство дочери, зачатую ею от Фауста Фауст пытается спасти её, но всё-таки бросает сошедшую с ума девушку умирать в тюрьме.
И к концу трагедии Фауст решает, что он переживает величайший миг в своей жизни, так как его работа приносит большую пользу людям. Фауст увидел античную Елену Прекрасную. Он восхищен её красотою. Вымолвил: "Остановись, мгновенье,
ты прекрасно!" Завершается его контракт с Мефистофелем, и его душа должна попасть в ад, а также завершается пари, заключённое между Мефистофелем и Богом, о том, сможет ли Фауст спастись.Но в версии Гёте так как Мефистофель действовал с разрешения Господа, ангелы забирают душу Фауста у Мефистофеля и уносят её в рай.
Фауст у себя в кабинете.
Рассыпаться мелким бесом это очень по-русски. А ещё у нас есть чёрт в табакерке, чем-только-не-шутящий, шугающийся ладана, малеванный, в тихом омуте, легкий на помине, с рогатиной и почти что образиной. С нечистью и её наличием, как водится, всё в порядке, осталось только определиться, почему именно гётевского хвостато-рогатого Юрий Борисов определил в качестве главной жертвы своего перестроечного творения. Воздав самому себе за отчаянный перенос в неряшливо освещенный прямоугольник кадра философско-романтическую смесь Гёте, Манна и Пушкина, режиссер с первых же кадров превращает пробку на выходе с «того» света в сборник анекдотичных прибауток, в которых варятся-вращаются и легко угадываемые псевдосоветские продавщицы рубенсовских размеров, и алкоголички+ситцевые халаты в атмосферных коммунальных междусобойчиках. Только вместо алкоголичек BDSM ремни на обнаженных телесах и чёрные кожанки, а до кучи малиновые мантии, чулки в сеточку, широкие плечи, искусственный блеск страз и тянучесть эластана. Депрессивный Мефистофель бродил по мирам, находя их до тошноты филистерскими, размеренно говорил Пастернаком, Чичиковым рыскал в поисках душ, а изящный балерон Фауст не бог весть как томно прыгал по сцене, отрекался от любви с голубоватым отливом в пользу утерянной Маргариты, но Всевышнему было всё равно, а западнонаправленный King Devil поочередно имел зализанный хвост на голове, жемчужные серьги и планы всех персонажей. И даже было бы смешно, если б не было так непонятно, отчего шикарный стёб на злободневные темы непременно нужно превращать в сомнительные акты самовыражения.
Ох, и скучно же, видимо, жилось в СССР деятелям искусства: простор для воображения закрывался квадратиками цензуры, коммунизм, коллективизм и пропагандистский реализм цвели буйно и неудержимо, а душа-то просила сюрра, контрабаса в бассейне, голых грудей и аутентичного трёхэтажного мата. В конце XX века с его историческим и метафизическим бунтом в кино Юрий Борисов вывел на сцену расщепленное зло Мефистофеля, который ровно как мы артистично теряется в принципах, и в итоге получает «как всегда», а в противовес Господа Бога, подчеркнув дихотомичность отношений зло-добро Олегом Борисовым, последовательно декламирующим реплики то одного, то другого. Иисус превращал воду в вино, а режиссер неумело (или лениво) балансирует между водянистым сюжетом и терпкими эпизодами, которые иногда удается выхватить в накатывающем потоке всё прибывающих лиц, стихотворных строк и броуновского движения фриковатых героев. Но между ними пустота, потому что физическое действо не подкреплено динамичным монтажом, который как бы есть, но его как бы и нет, ибо всё хоть и движется, но необъяснимо статично. А если уж совсем по-честному, ленту явно пытавшегося шагать в ногу со временем Борисова слишком хорошо иллюстрирует современно- интернетовское «аццкий трэш». Величественный Гёте на фоне визуального убожества грязных развалин, реминисценции в кавычках и без, Император подземного мира, словно косплей Федьки Басманова, нацепивший жемчуга и распустивший черные кудри, ядовито хихикая в сторону. Обрывки философских сентенций вперемешку с остросоциальными шутками, и самое любопытное актуализация одного русского и двух немецких классиков, когда речь заходит о всеобщей продажности, иерархии власти и рыночной экономике. Всё в этом экспериментально обезбоженном мире извратилось, измельчало, пока не пшикнуло до простейшей физиологии, капиталистических амбиций чертей и раскрытой через нежнолицого Фауста темы нетрадиционной «вечной женственности» в товарных размерах.
Обрывки высокого искусства ещё витают на экране и в коллективном сознании, как листки книг в мефистолевском мире-помойке, но уже не значат ничего. Всякие символы и аллюзии, фаустовские реминисценции либо погребены под вырви-глазным эпатажем, либо сводятся к политическим и экономическим шпилькам, абсолютно беспомощным в случае, если они не подаются утрированно-комично. Взгрустнувший под конец режиссер пытается свести действие к апокалипсису местного разлива, бунту, рефлексии и многозначности, но получается из рук вон плохо, потому что кинополотно приходится собирать по кусочкам, а о кинематографичности и говорить сложно, ведь вся лента просто заснятые на камеру черновые наброски разных сцен. Провал вышел оглушительный, фильм пылится на полках, и что поделать постмодерн лихих нынче не в моде. Загвоздка в том, что неплохие идеи пошли в утилит, а новаторство никому не вставило, потому что таким новаторством только на показанном дешевом рынке торговать. Скучно, товарищи, скучно: даже этот ваш арт-хаус скатился в пустое лицедейство, тривиальность и кальку с заграничных ходов, которые там вроде уже и не новы, однако наш народ к ним не привычный. Да и было бы к чему привыкать, материал-то сырой, трэш приуныл, а режиссер с каждой новой мизансценой всё больше подходит к пониманию небезызвестного героя Табакова, орущего про продажу чего-то там деревянного на рынке. Хотя, почему бы, собственно, и да.
Сегодня, 8 июня (26 мая по старому стилю), мы отмечаем день рождения самого известного литературного гения России - Александра Сергеевича Пушкина. В статье Федора Гайды , посвященной пушкинской «Сцене из Фауста» (1825 г.), рассматривается удивительная точность, с которой Александр Сергеевич описал в этом своем произведении .
Томление духа - состояние творческих людей. Но не каждому удается извлечь из него полезный опыт. оказался в таком состоянии летом 1825 года. Император Александр Павлович благоволил отправить Александра Сергеевича в ссылку в деревню - однако никто из них не знал, насколько благотворной она окажется и для поэта, и для русской литературы в целом… В Михайловском наступило настоящее томление. Пушкин на короткое время вырывался из него благодаря местным знакомствам. В это время было написано знаменитое «Я помню чудное мгновенье…». Но мрачные мысли неизменно брали верх. В голове роились эпиграммы на царя. Из них родилась идея написания сатирической «Сцены из Фауста» - вариации на тему Гёте. Но сев писать, 26-летний поэт неожиданно написал «штуку сильнее, чем “Фауст” Гёте». И не про царя, а про себя…
Пушкинская сцена происходит на берегу моря. Ситуация типично романтическая: герой наедине со стихией. Герой-романтик всегда один, люди интересуют его лишь в связи с собственными переживаниями. Гораздо более его волнуют стихии, именно они доставляют сильные эмоции. Но море, как назло, совершенно спокойно. Внутри - так и положено после душевного порыва - рождается скука. Как неизбежный морской отлив.
«Скука» - весьма значимое понятие для пушкинской поэзии
«Скука» - слишком значимое понятие для пушкинской поэзии. Скука была состоянием «молодого повесы» Онегина, пока не умер его дядя «строгих правил». Но и потом она почему-то никуда не делась. Лечить ее можно лишь внешним допингом - или внутренним деланием. Первое - намного проще. К этому и обращается пушкинский . Точнее, он обращается напрямую к бесу. Сцена начинается с мольбы:
Мне скучно, бес.
Услужливый бес, разумеется, не замедлил явиться. Но, как и положено в рамках специализации, к философу является бес философствующий. И поэтому он отвечает вопросом:
Что делать, Фауст?
Вопрос имеет характер риторический. Сам хорошо знает, что надо делать. Но Фауст не к тому обратился: никаких ответов он не получит. И теперь весь этот псевдодиалог будет построен на рассуждениях Фауста и ловушках, которые будут расставлены бесовской силой. Бес продолжает с напускной философичностью:
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает.
Как потом окажется, сам бес отнюдь не скучает. Но его дела постоянно расходятся со словами. Косвенно упомянув о Творце, бес объясняет Фаусту основной принцип творения. Так делал и змей в Эдеме, искушая Еву. При этом бесовская «картина мира» вполне разумна и «объективна»:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет…
В подтверждение перечисляются основные причины скуки. Они многообразны: это и (лень), и печаль (утрата веры), и прочие грехи, связанные с наслаждениями или только тягой к ним («не успел»). Из всех смертных грехов здесь нет только тщеславия и гордости. Но позднее они обязательно появятся.
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевота - символ не только скуки, но и смерти. «Зевает да живет» - смерть духа, предшествующая смерти тела
Зевота становится символом не только скуки, но и смерти. «Зевает да живет» - смерть духа, предшествующая смерти тела.
Зевай и ты.
Рациональный ответ на человеческое терзание - лишь профанация ответа. Фауст начинает сначала, но сам найти выхода не может:
Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.
Бес настаивает на том, что иного ответа нет. Скука и есть рассеяние:
Доволен будь
Ты доказательством рассудка.
В своем альбоме запиши:
Fastidium est quies - скука
Отдохновение души.
Тут бес слегка проговаривается, поскольку указание на «отдохновение души» может спровоцировать мысль о необходимости «работы души». Но Фауст к этому не готов и этого не ищет. А бес предпочитает вернуться к основной теме, которая сулит ему прибыток:
Я психолог… о вот наука!..
Перестань,
Не растравляй мне язвы тайной.
В глубоком знанье жизни нет -
Я проклял знаний ложный свет,
А слава… луч ее случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон…
Однако истинный аскет отрицает всё это ради духовной пользы. Здесь же - совсем иное… И тут Фауст наталкивается на последний аргумент:
Но есть
Прямое благо: сочетанье
Двух душ…
Выход найден?! Фауст предается сладкому воспоминанию о любви к Гретхен: о «сне чудесном», в котором он был действительно счастлив. Вот оно - долгожданное «отдохновение души»… Но речь идет только о собственном Я. В этих мечтах Гретхен выступает лишь как средство обретения счастья. Ее счастье Фауста совсем не интересует. Подлинного «сочетания двух душ» не происходит. И бес не упускает случая об этом напомнить:
Когда красавица твоя
Была в восторге, в упоенье,
Ты беспокойною душой
Уж погружался в размышленье
(А доказали мы с тобой,
Что размышленье - скуки семя).
И знаешь ли, философ мой,
Что
думал ты в такое время,
Когда не думает никто?
Сказать ли?
Откуда бесу известен ход мыслей Фауста? Не от того ли, что он сам их нашептывал, заманивая героя в ловушку?
Ты думал: агнец мой послушный!
Как жадно я тебя желал!
Жертвенный агнец приносится собственному Я. Какая уж тут любовь?!
Жертвенный агнец приносится собственному Я. Какая уж тут любовь?! А далее бес напоминает Фаусту, к чему ведет такое «отдохновение»:
Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал! —
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она…
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; -
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо…
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье…
Отвращение, следующее за пресыщением, рождает . Фауст приходит к мысли о том, что ему желательна смерть Гретхен. Он не желает видеть живое напоминание своих собственных пороков. Один этот намек выбивает почву из-под ног Фауста. Все карты биты. Гордость мгновенно переходит в отчаяние. Не дав бесу договорить, он кричит:
Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!
Бес услужлив, но у него - свой интерес. И сам он никогда не скучает:
Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я -
Я даром времени не трачу.
Находясь в мрачном состоянии - удивительно ли, что в еще более мрачном, чем до начала беседы с бесом, - Фауст обращает внимание на «неожиданно» явившийся на морском горизонте предмет. Бес, как водится, разъясняет:
Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.
Некогда лишь помыслив об убийстве Гретхен, теперь Фауст посылает беса «всё утопить». Дело сделано
Говорит ли он правду? Ранее он вел Фауста по его собственным воспоминаниям и был заинтересован в «объективности». Но и тогда «объективность» была окрашена в нужные бесу тона. А теперь? А теперь - тем более: три сотни грешников - не люди, они не более чем «мерзавцы», не достойные никакого снисхождения. Отчаяние Фауста переходит в финальную стадию. Тогда лишь помыслив об убийстве Гретхен, теперь он посылает беса «всё утопить». Дело сделано.
«Сцена из Фауста» показывает развитие греховной страсти. Жизнь порождает страсть, переходит в грех, следствием пресыщения становится тягостное «размышление» и «скука». Ситуация, если ее не преодолеть, будет развиваться по нарастающей, в конце концов приводя к гибели. Главный герой «Бесов» Достоевского - Николай Ставрогин - в результате полезет в петлю… А Петр Верховенский полезет в революцию, избавляющую мир от сотен и миллионов «мерзавцев».
Небольшое произведение Пушкина привело его к отрицанию романтизма как творческой идеологии и радикализма как идеологии политической. Реализм взял верх. Рождалась великая русская литература, в основе которой лежал глубокий духовный самоанализ.
В жизни все одно и то же. То же дерево, мимо которого ходишь на работу, те же улица-фонарь-аптека. Те же молитвы утром и вечером, те же праздники. Опять Петров пост. Все уже было. Все идет по кругу. Но в Церкви все и устроено — по кругу. И в мире, природе - тоже. Получается, что из него и не выйдешь? Почему начинаешь вдруг уставать от повторов, что это за признак, надо ли выходить из привычного круга, — отвечает священник Алексий ПОТОКИН.
— Что мне дает вера в Бога? Кто я сам - верующий? Нужны ли мне другие и для чего они мне нужны? Вот что я попытался бы понять, прежде чем отвечать на ваши вопросы.
Я бы сказал - я покойник. В каком плане? Я не способен на личные отношения ни с каким человеком. Под личными отношениями я подразумеваю глубокую взаимность, преданность, постоянное горение, желание другого человека, радость о нем. А то, что меньше этого, то, что сейчас есть, а завтра нет, - это такое состояние, в котором человек мертвый может вспоминать, что такое жизнь. У Осипа Мандельштама есть одно наблюдение о том, как страшно, когда прощаешься с хозяевами, уходя из гостей, поймать их изменившийся взгляд из уже полузакрытой двери, когда они думают, что вы распростились и больше на них не смотрите. Только что вы были для них «гости», а через полсекунды - никто. Вот я захотел вашу жизнь вытеснить из моей или освободить какой-то кусочек моей жизни только для себя, без вас — я вас отверг. Потому что для меня вы значите меньше, чем я сам для себя. Но так я отверг и себя, живого во мне стало меньше, а мертвости больше.
И вот от этой мертвости люди начинают искать избавления. А как избавиться? Кто в ней виноват? Вина-то в большой степени наша. Мы теряем эту жизнь через то, что в обиходе называют «эгоизм», когда я не — для другого, а для себя. А скука - признак утраты жизни.
И если вера - для себя, если она обряд, традиция, механизм для поддержания душевного, духовного комфорта, она неизбежно станет скучной. Подлинная вера, как и подлинная жизнь возможны только в отношениях, во взаимообмене, во взаимоотдавании. Почему влюбленные не скучают, почему каждый день друг друга ждут, каждый день узнают неведомое о себе и о другом? И эта одновременность очень важна, ведь не только другого узнаешь, в себе многое открывается. Уже в этом - взаимность. Но если человек сам перестал меняться, то он никогда не заметит изменений в другом человеке.
Вера для меня есть признание того, что человек — покойник и желание эту мертвость преодолеть. Когда умер первый человек, Адам? Когда остался одинок — без Бога, в разделенности с Евой, увидев ее после грехопадения уже не как «плоть от плоти» своей, а как «другую». И признавая, что это одиночество он сам выбрал, сам захотел, сам пожелал жить в свободе.
А уже далеко уйдя от Бога, очень сложно догадаться, что Господь хочет тебя простить, что Он даже согласен умереть за тебя, зная, что сам ты привык брать, а не отдавать. Вот в этом — вера. Разве такая вера может наскучить? Разве может наскучить, когда в личных отношениях я не умею жить, быть преданным, а Другой меня всегда прощает? Нам и Церковь дана для одной простой вещи, чтобы честно признаться перед Другим: «Да, я Твой мучитель, я Твой предатель» и принять Его милость, нисколько не сомневаясь, что Он прощает.
Но в том то и дело, что этих слов я не могу сказать искренне. Я не могу искренне сокрушаться о своих грехах, печалиться о своей жадности, непостоянстве и т.д. Потому что если у меня отнять мою эгоистическую радость, мне скучно станет! Другой все время во мне гаснет. Мне нужно напоминание о нем. Я не могу пока поменять свои сокровища и поэтому мне нужна исповедь. Поэтому я и прихожу в храм, вижу там крест, слышу Его слово, что эта кровь - и за меня и мои грехи. И я вспоминаю. То есть я сам по себе все время склонен к замиранию, остановке, забвению, скучанию. Скука - это когда расконтакт, пауза в отношениях. Скучно ли покойнику? Конечно, скучно.
Но не от высоты к высоте, а от падения к падению, как говорил митр. Антоний Сурожский, из глубокой ямы, из ада одиночества, от разорванности со всеми я пытаюсь выйти к тому, чтобы приобрести и Бога, и себя, и других. Есть и признаки этого Духа, который живет, который дает желание жить и соединяет с другими. А есть другой дух, который мертвит, заставляет скучать, разъединяет. Помните, как у Пушкина в его «Сцене из Фауста»: «Мне скучно, бес». В этом состоянии человек может сказать: «Господи, Ты мне надоел, я Тебя не понимаю, не знаю».
Кроме честности с самим собой, помочь выйти навстречу Духу может память о добром. Если в моей жизни было и есть что-то доброе и я за это благодарю, помню об этом, оно сохраняется, возобновляется, а если не поблагодарю, то оно скроется и может не вернуться. Понимаете?
Память о добром и в Церкви есть. Великим Постом поется песнопение «На реках Вавилонских»: «…если забуду тебя Иерусалиме, да будет проклята десница моя». Что такое Иерусалим? Это взаимность, это блаженство взаимности. Если я забуду, ради чего я живу, ради чего создан, а созданы мы все ради любви, то не нужны никакие земные дела.
Чувствовать нужду в другом — значит понять свою немощь, свою слабость, свой грех. Вот вы задаете свой вопрос с позиции силы, когда вы как бы добры, но иногда доброта эта претыкается, ее не хватает. Я говорю совсем с другой позиции. От себя я могу только сказать: «У меня доброты нет и не бывает почти никогда. А когда бывает - это настоящее чудо». Тогда я понимаю, как можно жить, зачем и для чего. Но чаще во мне нет внутренней силы - закрыты очи, уши, сердце, и я могу только признать, что я - мертвец, пойти в храм и признаться в этом. И это чудо, что каменный храм помогает вот этому каменному сердцу. Один святой сказал, что ангелов увидеть и чудеса творить - это намного меньше, чем увидеть свой грех.
Речь идет о подлинности. Мы все грешим друг перед другом, но мало кто способен перед другим покаяться. А для того, чтобы отношения воскресли, необходимо подойти и сказать: «Прости». И если это будет от сердца и от сердца вам ответят, зло уйдет.
Если ты сказал: «прости» и почувствовал, что тебя простили навсегда, для вечности - вся жизнь изменится. И никогда человек не почувствует себя скучающим или одиноким. Станет крайне чуток к отсутствию жизни или к ее присутствию. Если я знаю, какова жизнь, я могу свидетельствовать, когда я не живу, не чувствую, не понимаю. И это и есть развитие отношений — моих с Богом, с человеком. И тут никакой цикличности нет. Я каждый день говорю вам «Здравствуйте», но первый раз я сказал с сомнением - а нужно ли вам говорить «Здравствуйте»? Второй раз уже сказал с желанием. А третий раз я уже жду, когда я скажу «Здравствуйте». Так растут отношения. Самое естественное для их развития - это благодарность.
Для ребенка разве каждый год одинаков? Да нет, конечно. А нам сказано: «Будьте как дети». И это относится к нашим отношениям. Так что если покойник заметил, что он покойник, я считаю, что это для него великий дар. Потому что многие не живут и не страдают. Нужно потихоньку искать выход из этого тупика. Это уже благодатно.
Но вот к этой жизни, простой и естественной с одной стороны, а с другой стороны таинственной и чудесной, люди малоспособны. Очень трудно от сердца сказать прости и простить. И тогда на смену подлинной жизни приходит неподлинная, механическая, скучная, где царит привычка как «замена счастию». Пушкин мог бы сказать «замена Богу», потому что это ведь одно - Бог, блаженство, подлинное счастье.
Чем страшна привычка? Подменой. Чем хороша? Привычка быть вежливым помогает сдерживать гнев, злобу. То есть привычка, правила хороши для злодеев, для мертвецов. Для злодея - подвиг исполнять правила, которые лишают его радости вольно жить грехом. Правда подвиг, который не спасает. Потому что, привыкнув, перестав заглядывать внутрь, полностью заменив счастье привычкой, человек очень легко может стать фарисеем, нудным и нравоучительным.
Не страшно, что мы - покойники, страшно, если не хотим ожить. Сам ваш вопрос я воспринимаю как вопрос хорошего человека, который не знает, что такое пропадать. А если бы это вопрос был задан человеком, который пропадал, совершил страшное, но его выручили - ему жить было бы не скучно. Человек, который выходит из камеры смертников, как, скажем, Достоевский, не заскучает, даже если его жизнь тяжела.
Каждое слово, сказанное и человеком, и в Священном Писании, может стать новым не только потому, что я его иначе понял, но потому, что оно у меня соединяется с другими словами. Появляется объем, перспектива. Вот я могу увидеть, когда вы отчаиваетесь, тоскуете, злитесь, вредничаете. А могу заметить, когда вы находитесь в ожидании, когда вы хотите понять себя. Бывает время, когда вы ищите, а бывает время, когда вы нашли, а бывает время, когда вы щедрая. Кто вы? А все это вместе. Человек, который может тосковать, быть жадным, и быть щедрым. И в то время, когда вы бываете жадной, я должен сказать: «Господи, прости ты ее и помилуй, она сейчас болеет». А когда вы станете щедрой, я должен сказать: «Господи, вот кто она, слава Богу, дай ей и это тоже запомнить и дай мне быть благодарным за ее щедрость». Понимаете?
Александр Ельчининов писал, что когда он говорит проповедь, он не может повторить старое, потому что оно как бы выжжено. И он не хочет больше этого повторять. Он прав. Никогда не хочется повторять старое. И одно и тоже слово мы скажем с разным настроением. И жизнь вечная — это жизнь не застывшая. Это жизнь все время новая. И если для меня моя вера - теория, я ее изложил один раз и заскучал, а если - отношения, они на каждую Пасху, на каждое Вознесение, в каждый Петров пост будут новыми. Вот так. Очень просто, по-моему. Правда?